— Стоп-стоп-стоп. А говоришь-то ты как?
— Что значит «как»? Рот остался, язык остался. Даже немного пищевода осталось.
— Да? А у меня, если честно, были другие соображения по теории возникновения звуков. Ну да ладно. Теперь насчет сердца. Возьми фонендоскоп. Приложи сюда. Это вставь в уши. Слышишь? — Жанна недоверчиво кивает. — Верни фонендоскоп на родину и ответь — что это было?
— Аорта, доктор. Аорта. Брюшная. Не успела сгнить и рассосаться.
— Точно. А я и забыл. И ты ничего теперь не ешь и не пьешь?
— А зачем есть? Пить — пью, иначе во рту сухо.
— А куришь?
— Да.
— А зачем? Легких-то нет.
— Привычка, доктор. И запах мне нравится.
— И что же мне с тобой делать, Жанна?
— А давайте вы меня в больницу положите, — слегка оживившись.
— А смысл? Человечеству и так с твоей легкой руки и атрофировавшейся гинекологии скорый кирдык светит. Чем тебе наша больница поможет?
— Там компания хорошая. Они меня понимают и жалеют. А еще в прошлый раз у меня тоже все внутри отсыхало и выкрашивалось — ну, помните, когда из-за меня Индокитай чуть не утонул — так вот, мне тогда лечение помогло, все обратно как-то выросло.
— И Индокитай как-то выплыл…
— Вот я и думаю: может, и на этот раз пронесет?
Такую робкую надежду обязательно надо поощрять. Доктор пишет направление. В приемный покой вызывают заведующую женским отделением — принимать вновь поступившую. У человечества появился шанс.
Когда мы еще были на интернатуре, нам поведали об интересной теме, по которой один из сотрудников написал кандидатскую диссертацию. Дело в том, что пациенты с бредовыми расстройствами по определению не имеют критики к содержанию, фабуле своего бреда. При этом они вполне адекватно могут воспринимать то, что к этой фабуле прямого отношения не имеет. То есть, если дядечка считает, что соседи воздействуют на него через розетку лучами смерти, то он будет предпринимать соответствующие меры самообороны, но в пределах квартиры. А на улицу за хлебом в каске из фольги не пойдет. Суть описанной в диссертации методики заключалась в том, что доктор в доверительной беседе рассказывал пациенту о некоем больном, у которого… далее шло описание бреда, идентичного по содержанию тому, что имел пациент. Затем доктор просил собеседника высказать свое мнение по этому вопросу. Подавляющее большинство ответов звучало примерно так:
— Ну и дурак же этот ваш Иван Петрович! Такую бредятину несет! Вот у меня все серьезно…
Недавно в очередной раз наткнулся в газете на клятвенные уверения какого-то народного целителя, что его метод рулит. И далее по тексту: «опасайтесь шарлатанов». Хороший ход. И народ предупредил, и сам по нужную сторону баррикад очутился. Я сразу вспомнил про нашего учетного больного, шизофреника со стажем, инвалида второй группы. Он на полном серьезе практикует (не для себя, для прочих страждущих) прогрессивный метод — уринотерапию. У него даже корочки народного целителя есть. Своим целительством он зарабатывает неплохие деньги. А началось все с галлюцинаций. Наши больные слышат очень разные «голоса». Относятся к ним тоже, соответственно, по-разному. Александру (уринотерапевту), можно сказать, повезло. Его «голоса» дали ему совершенно четкие и недвусмысленные трудовые рекомендации. Он послушался и не пожалел. И семья не пожалела: человек при деле, денежку в клювике в дом тащит, все довольны. То, что рецептуру и тонкости применения надиктовали все те же галлюцинации, тоже никого не смущает.
При этом домочадцы тонко чувствуют момент, когда народного целителя пора отправлять в дурдом. Сигналом к атаке служит момент, когда Александр окапывается на подступах к унитазу с трехлитровой мензуркой наперевес. Вот тогда-то и набирается заветный номер спецбригады, иначе мензурка коллективными усилиями семьи будет наполнена, а потом и выпита под неусыпным контролем больного. Все правильно: страждущих исцеляй, пусть хоть ныряют, а семью, гад, не трогай!
Как учили нас классики партийной пропаганды, со временем коммунистическое мировоззрение обуяет широкие массы людей, и принцип «от каждого по способностям, каждому по потребностям» можно будет применять, не опасаясь того, что потребности могут оказаться непотребно чрезмерными. До этого светлого момента в отдельно взявшейся социалистической стране должны рулить учет и контроль, а то вдруг кому-то не по труду захорошеет. Социализм сгинул, уступив место недоразвитому капитализму с феодальными замашками, а привычка проверять и контролировать осталась. Привычки, особенно дурные, они очень стойкие. Есть у нас на учете пациент. Обострения у Виктора (назовем его так) обычно бывают ранней весной. Маниакально-параноидный синдром, возникающий с завидным постоянством. В его исполнении обычно это выглядит так: рано-рано утром чуть ли не пинком открывается дверь какого-нибудь (предугадать трудно) отделения милиции, и на пороге появляется наш герой. Бодрый до омерзения, подтянутый и энергичный, он по-хозяйски окидывает взором помещение и укоризненно заявляет:
— Спим на боевом посту, товарищ как-вас-там? Ай-ай, нехорошо! А я, собственно, к вам тут с проверочкой, давно было пора, да все дела, дела…
С этими словами он трясет под носом у сонного дежурного каким-то документом. Документ требует отдельного описания. Если бы милиционеру удалось сразу и в подробностях его рассмотреть, то выяснилось бы, что это обычный паспорт. Но! В него вклеен аккуратно вырезанный оттиск гербовой печати. Как-то, еще во времена правления Бориса Николаевича, Виктор написал президенту гневное письмо: дескать, смотри, до чего довел страну, как, мол, тебе не совестно! А в администрации президента кто-то возьми да напиши вежливо-нейтральный ответ ни о чем. Проникся наш пациент: как же, ответили, значит — право имею! Тут-то фабула бреда и сложилась окончательно. Мол, не хватает у президента времени ментовской произвол отслеживать и пресекать, посему и облекают его, Виктора, властью и чрезвычайными доверием. И наш пациент вырезал из письма гербовую печать, наклеил ее в паспорт и отправился творить добро направо и налево.